ФИГУРЫ РЕЧИ

В языкознании нет исчерпывающе точного и общепринятого определения Ф. р. Сам термин употребляется в разл. смыслах (чаще всего приблизительных). Однако есть тенденция к закреплению этого термина и к выявлению его лингвистич. смысла. Указанная неопределенность коренится как в истории термина «Ф. р. »(и, шире, «фигуры»), так и в стремлении яз-знания усвоить понятие, сложившееся вие его рамок. Термин «фигура» антич. традиция связывает с Анаксименом из Лампсака (4 в. до н. э.). Фигуры рассматривались как осн. объект раздела риторики, имевшего дело с «поэтической» семантикой, и понимались как средства изменения смысла, уклонения от нормы. Связь с языком была характерна для всего того идейно-культурного контекста, в к-ром возникло понятие фигур. Уже представители филос. школы элеатов (6—5 вв. до н. э.), поставившие под сомнение тезис о естественной и необходимой'связи между названием (словом) и вещью, выдвинули концепцию условности такой связи, к-рая предполагала принципиальную возможность конструирования ее новых форм, отличных от существующей, трактующейся как стилистически нейтральная. Признание возможности разных форм языкового выражения одного и того же содержания привело к идее выбора стилистически отмеченных форм и к использованию их с целью убеждения слушающего, руководства его душой. Т. о., сам язык через его фигуры становился средством психнч. воздействия на слушателя. Не случайно, что именно Горгий (5—4 вв. до и. э.), с именем к-рого связывают зарождение риторики, оказывается, по антич. источникам, «изобретателем» словесных фигур. У истоков учения о Ф. р. стоит Аристотель, употреблявший термин «фигура» в отнесении к структуре речи. Определения фигур у него были операционными и потому допускают их переформулировку в строго лингвистич. смысле. У Аристотеля и его последователей Ф. р. впервые стали объектом исследования (ср. выделение Ф. р. и фигур мысли у Деметрия Фалерского). Теофраст подчеркивал противопоставленность практич. и худож. речи и относил к числу элементов, вносящих в речь величавость, наряду с выбором слов и их сочетанием, также и фигуры, к-рые эти сочетания в результате образуют. В эллинистич. эпоху термин «Ф. р.» уже вполне прочно входит в употребление (первоначально, видимо, на о. Родос). Развернутая классификация Ф. р. содержалась в сочинении Цецилия (1 в.), дошедшем до нас только во фрагментах; эта же тема представлена в трактате «О возвышенном» Псевдо-Лоигина (1 в.). Но еще до этого связь фигур с 542 ФАРСИ идеей двуплановости речи отчетливо подчеркивалась Дионисием Галикарнасским (1 в. до н. з.). Т. о., складывается представление о словесной фигуре не только как о «виде построения речи» (Деметрий), но и как о некоем изменении нормы, отклонении от нее, способствующем «услаждению слуха» (Афиней из Навкрати-са, 2 в. до н. э., Аполлоний Молои, 1 в. до н. э., Цецилий, Геродиан и др.). Итоговой для античности стала формулировка Квинтилиана (1 в.): «Фигура определяется двояко: во-первых, как и всякая форма, в которой выражена мысль, во-вторых, фигура в точном смысле слова определяется как сознательное отклонение в мысли или в выражении от обыденной и простой формы... Таким образом, будем считать фигурой обновление формы речи при помощи некоего искусства» (IX, 1, 10, 14). Квинтилиаи подчеркивает, что словесные фигуры основаны на форме речи (грамматич. фигуры) или на принципах размещения слов (риторич. фигуры). Антич. иаука, т.о., сформулировала 3 осн. положения в теории Ф. р. (словесных фигур): связь их с языковыми элементами, с речью; принадлежность к «отклоненному» языковому состоянию (стилистич. отмеченность; фигура как языковой жест, поза, ср. обычные сравнения риторики и ее фигур с гимнастикой и ее стандартными позами); соотнесение с парадигматическим (выбор слов) или синтагматическим (размещение слов во фразе) уровнями. Существенным был вклад антич. иауки в разработку вопроса об использовании Ф. р. и в их классификацию. Подробному анализу подверглись их связи с характеристиками речи в риторике (чистота, ясность, уместность, красота, внушительность, торжественность и т. д.) и правила пользования ими, особенно нек-рые предельные ситуации, имеющие отношение к самому определению фигур (один из пределов: любая конструкция может в принципе выступать как фигура, и, следовательно, вся речь без изъятия распадается на фигуры; другой предел: каждая «стершаяся» фигура перестает быть таковой; ср. объясняемое отсюда требование незаметно вводить фигуры, избегать их чрезмерного скопления и т. п.). В классификации Ф. р. особое значение имел их анализ по двум принципам — с е м а н-тико-стилистическому [ср. фигуры точности (расчленение, перечисление, повторение), суровой, стремительной, сладостной речи, горячности, живости, торжественности ит. в.] «структур н о м у: Ф. р., образуемые посредством изменения, добавления (удвоения, анафора, зпанод, метабола, охват, сплетение), сокращения (зевгма, усечение), перестановки, противоположения (антитеза, антиметабола) и др. Сюда же примыкает и классификация тропов, обычно не смешиваемых с Ф. р., но служащих сходным целям. Для яз-зиаиия особое значение имеют те Ф. р., к-рые выделялись по чисто лингвистич. признакам: бессоюзие, многосоюзие; фигуры, основанные иа игре грамматич. категорий; среди последних Квиитилиан указывал фигуры, образуемые соединением ед. ч. с мн. ч., заменой положит, степени сравнит, степенью, причастия — глаголом, имени — иифииитивом и т. п. Однако в целом чрезмерно разросшиеся классификации словесных фигур нередко приводили к забвению их лингвистич. основ, следствием чего был все увеличивающийся разрыв между т. наз. риторич. фигурами и Ф. р., постепенно сводимыми к простейшим типам сиитаксич. структур. Новому обращению к Ф. р., и прежде всего к уяснению отношений между ф. р. и стилистич. (риторич.) фигурами, способствовали становление лингвистики текста, внедрение лингвистич. методов в поэтику и риторику, сложение единой иауки о знаках и знаковых системах. В совр. яэ-эиании потребность в разработке понятия Ф. р. связана прежде всего с задачей нахождения такого промежуточного (двойств, природы) элемента, к-рый, во-первых, выступал бы как составная часть текста (т. е. был бы результатом его членения и элементом, участвующим в синтезе текста), и, во-вторых, реализовал бы переход от уровня чисто языковых элементов к уровню элементов композиции текста. При этом важно избежать Двух типичных крайностей в понимании Ф. р.— «лингвистического» подхода, когда Ф. р. объявляется всякое сочетание языковых элементов, и «риторического», когда отбрасывается ориентация на язык и Ф. р. объявляются, по сути дела, все известные стилистич. фигуры. В обоих случаях не принимается во внимание именно промежуточная функция Ф. р., а само определение их становится или слишком экстенсивным и малоэффективным, или слишком оторванным от связей с языковыми реальностями. В лингвистич. теории текста под Ф. р. можно понимать любую практич. реализацию в р е ч и предусмотренного я з ы-к о м набора элементарных синтаксич. типов, образующего парадигму, особенно если эта реализация принимает вид, отличный от признаваемого стандартным (ср., напр., мену порядка слов и т. п.). В этом смысле нейтральному тексту соответствуют нейтральные Ф. р., т. е. практически элементарные синтаксич. типы. Но более целесообразным практически и более важным теоретически представляется определение ядра Ф. р., или того локуса, в к-ром Ф. р. находится в «сильных» условиях, когда элементы языка наиболее наглядно становятся Ф. р. К типичным ситуациям «порождения» Ф. р. относится любое употребление данного языкового элемента в иепервичной функции (синтаксич. и семантич.). Речь может идти как об отд. элементе (ср. «мы» в значении 'я' или «пошел» в значении 'уходи!'), так и о сочетании элементов, противопоставленном некой нейтральной форме передачи того же смысла или порождающем новый смысл, несводимый к мехаиич. сумме смыслов элементов, составляющих сочетание (случай тропов). В обоих случаях Ф. р. предполагает выбор более богатого (специфического) с теоретико-информационной т. эр. типа выражения, к-рый и образует речевой жест, выступающий как . элемент организации текста более сложного типа, чем нейтральный. Следовательно, при таком подходе Ф. р. могут трактоваться как средство увеличения «гибкости» языка, определяемой кол-вом способов передачи данного содержания, и как средство выбора наиболее информативной, наиболее творч. формы реализации данного смысла. Статус Ф. р. находится в тесной зависимости от характера текста. В относительно простых и нейтральных текстах Ф. р; служит гл. обр. средством сиитаксич. организации текста, образуя сегменты, реализующие некие стандартные смыслы, состоящие из дискретных «под-смыслов», соотносимых с отд. частями соответствующей Ф. р. В этих случаях элементарные сиитаксич. типы (то же относится к единицам звукового или мор-фологич. уровней) как единицы языковой парадигмы упорядочиваются в речи (в тексте) в соответствии с некими принципами пространств, организации, образуя своего рода подобия геометрия, фигур, хотя самой структуре языка такая про-странственность не присуща. Иначе говоря, элементы языка, подвергшись пространств, упорядочению в тексте в соответствии с общими принципами пространств, семиотики, становятся Ф. р., к-рые могут быть выражены в пространств, проекции, напр. повторение: ааа...; чередование: abab...; прибавление: abc при ab; убавление (эллипсис): ab при abc; симметрия: ab/ba и т. п., разного рода геометрич. фигуры: охват, перекрест (хиатус), инверсия и т. п. Близки к указанным и такие Ф. р., к-рые основаны на операциях развертывания (a->ata2a3), свертывания (aia2a3-»a), восходящей и нисходящей градации, увеличения и уменьшения, улучшения и ухудшения, членения и соединения, противопоставления (с богатым набором типов), уравнивания, уподобления, сравнения и т. п. Такие геометризиров. Ф. р. в существенной мере определяют принципы преобразования языкового материала в текстовой и, следовательно, сам характер обобщения (текстового освоения) действительности, а в нек-рых случаях предопределяют и выбор субъективного отношения автора текста к описываемым в тексте фактам. В более сложных случаях, встречающихся чаще всего в текстах с отчетливой «поэтической» функцией, Ф. р. ие поддаются пространств, проекции и их общий смысл не может быть расчленен ва отд. «подсмыслы», к-рые соотносились бы с составными элементами Ф. р., и не может быть эксплицитно выражен др. средствами; любая попытка «перевода» оказалась бы неполной и неточной. В этой ситуации ведущую роль играет не синтаксич. структура Ф. р., а ее семантика, характеризующаяся (в отличие от предыдущего случая) непрерывностью. Как правило, такие Ф. р. особенно часты в текстах, к-рые оказываются первичными по отношению к составляющим их элементам. Реальность текста превосходит реальность его элементов и в значит, степени предопределяет принципы выделения последних. В этих условиях сами Ф. р. строятся как соотнесение смысловых элементов, к-рые могут быть сопоставлены («столкнуты») друг с другом, но не могут быть «пригнаны» друг к другу с абсолютной точностью. Напротив, нередко эти смыслы вообще несовместимы в стандартной схеме, и суммарный, до конца неанализируемый эффект соотнесения этих элементов как раз и определяется неопределенностью, t вытекающей из разноплановости соотносимых элементов (ср. семантич. тропы), из нахождения общих сем в несовместимых семантич. пространствах. Дальнейшее уточнение статуса Ф. р. связано с анализом именно этих наиболее сложных «семантических» ситуаций. Теоретнч. и практич. ценность понятия Ф. р. резко упадет, если выяснится неприменимость этого понятия к указанным ситуациям. Поэтому ие случайно, что в центре внимания оказались проблемы лннгвосемаитич. анализа тропов — прежде всего метафоры и метонимии. Эти два тропа уже получили языковую мотивировку, связанную вместе с тем с принципами аранжировки словесного поведения, существенными для определения «поэтической» функции [«проекция принципа эквивалентности с оси отбора на ось комбинации», по Р. О. Якобсону, при принципах отбора, строящегося на основе эквивалентности (подобия — раз- личия, синонимии — антонимии), и комбинации (построения последовательностей), основанной на смежности]. Выяснилось, что метафора строится иа замещении понятия по оси парадигматики, связанном с выбором элемента парадигматич. ряда, замещением in absentia и установлением смысловой связи по сходству, тогда как метонимия ориентирована на синтагматич. ось (см. Синтагматика), на сочетание (а не выбор!) in praesentia и установление связи по смежности. Такая формулировка в известной мере сделала оправданным поиск «первотропа» (при решении этой задачи был бы определен важнейший локус Ф. р.). И действительно, ряд исследований ставит себе целью отыскание «исходного» тропа [метонимия, по У. Эко, в основе к-рой цепь ассоциативных смежностей в структуре кода, контекста и референта; синекдоха, удвоение к-рой, по Ц. Тодорову, образует метафору; по концепции льеж-ской группы и (Ж. Дюбуа и др.), из синекдохи выводятся как производные и метафора, и метонимия]. Однако при этом нередко игнорируется главное — определение тех условий, в к-рых данное языковое выражение приобретает переносное значение. Тропы, смысловая структура к-рых характеризуется сочетанием двух разных планов — прямого и переносного, видимо, и являются тем изоструктурным творческому сознанию объектом, анализ к-рого сулит наиболее важные разъяснения природы Ф. р. в условиях максимальной сложности. Термин «фигура» в яз-знании употребляется также в глоссематич. теории знака. Согласно Л. Ельмслеву, фигуры суть «не-знаки», входящие в знаковую систему как часть знаков. Важность этого чисто операционного термина в том, что он обладает общесемиотич. значимостью. ф Потебня А. А., Из записок по теории словесности, Хар., 1905: Горн-ф е л ь д А. Г., Фигура в поэтике и риторике, в сб.: Вопросы теории и психологии творчества, 2 изд., т. 1, Хар., 1911: его же, Тропы, там же, т. 2, Хар., 1911; Ш п е т Г. Г., Эстетич. фрагменты. I—III, П., 1922—23; его же, Внутр. форма слова, [М.], 1927; Антич. теории языка и стиля, М.— Л., 1936; Б ал ли Ш., Франц. стилистика, пер. с франц., М., 1961; Гвоздев А. Н., Очерки по стилистике рус. языка, 3 изд., М., 196S; Корольков В. И., Семасиологич. структура метафоры, «Уч. зап. МГПИИЯ», 1968, т. 41; Цицерон, Три трактата об ораторском иск-ве. М., 1972; Л е к о м ц е-в а М. И., Лингвистич. аспект метафоры и структура семантич. компонента, в кн.: Tekst I jezyk, Warsz., 1978; Л о т м а н Ю. М., Риторика, в сб.: Тр. по знаковым системам, [т.] XII, Тарту, 1981; Аристотель, Соч., т. 4, М., 1983; Paulhan J., Les Figures ou la rhetorique decryptee, «Cahiers du Sud», 1949, Л6 295; P e I с J., Semantic functions as applied to the analysis of the concept of metaphor, в кн.: Poetics. Poetyka. Поэтика, Warsz., 1961; Leech G. N., Linguistics and the figures of rhetoric, в кн.: Essays on style and language, L., [19661; To-d о г о v Т., Tropes et figures, в сб.: То honor of R. Jakobson. Essays on the occasion of his seventieth birthday, v. 3, The Hague —.P., 1967; его же, Litterature et signification, P., 1967; Cohen J., La comparaison poe-tique: essai de systematique, «Langages», 1968, MB 12; Staiger E., Grundbegriffe der Poetik, 8 Auf!.. Z. —Freiburg, 1968; Rhetorique generale, P., 1970; J akobson R., Questions de poetique. P., [1973]; S с h o-f e r R., R i с е D., Metaphor, metonymy and synecdoche, «Semiotica», 1977, t. 21; Lodge D., The modes of modern writing: metaphor, metonymy and the typology or modern literature, Ithaca, 1977. В. Н. Топоров.

Смотреть больше слов в «Лингвистическом энциклопедическом словаре»

ФИГУРЫ СТИЛИСТИЧЕСКИЕ →← ФАРСЙКАБУЛЙ

Смотреть что такое ФИГУРЫ РЕЧИ в других словарях:

ФИГУРЫ РЕЧИ

обороты речи, синтаксические построения, усиливающие выразительность высказывания. Рубрика: Язык. Изобразительно-выразительные средства Синоним: ритори... смотреть

T: 166